| ПУБЛІКАЦІЇ |
Разные магнитные полюса притягиваются. Одинаковые магнитные полюса отталкиваются.
Нечто подобное происходит и с историческими нарративами. Чем больше отличаются друг от друга две модели национальной памяти, тем менее вероятен конфликт между ними.
Так, в основу израильской исторической политики положен комплекс жертвы, а в основу немецкой – комплекс вины.
Одни делают акцент на страданиях своих предков во время Второй мировой войны, другие – на преступлениях своих предков в те же годы.
Будучи абсолютно разными, эти два подхода идеально сочетаются друг с другом. И столкновение на почве истории между Израилем и ФРГ практически исключено.
Напротив, нынешний конфликт между Украиной и Польшей разгорелся именно потому, что наши подходы к национальной памяти чрезвычайно схожи.
Не секрет, что отечественный УИНП создавался по образу и подобию одноименного польского учреждения. Каких-нибудь десять лет назад конструкторы нашего исторического мифа пели дифирамбы Варшаве и старательно перенимали соседский опыт.
В результате Польшу и Украину роднит не только чрезмерная политизация истории и ее активное использование популистами.
Сам исторический нарратив в обеих странах тоже выстроен по одному образцу: уроки польского были усвоены украинской стороной на отлично.
Урок первый: "Моральная победа"
С 1990-х годов польская историческая политика строится на чествовании проигравшей Армии Крайовой и воспевании неудачного Варшавского восстания. Оно объявлено "моральной победой", которая в конечном итоге предопределила крах коммунизма.
Однако факты свидетельствуют, что отчаянный шаг АК не только не предотвратил советизацию страны, но и не приблизил падение коммунистической диктатуры: Польша добилась свободы лишь в конце 1980-х, одновременно с другими соцстранами, где ничего подобного Варшавскому восстанию не было.
По логике, все польские подвиги, жертвы и разрушения 1944-го оказались напрасными. Поэтому в соседском историческом нарративе изначально преобладает не логика, а чистые эмоции.
По примеру Польши мы считаем "моральной победой" борьбу ОУН и УПА – будто бы повлиявшую на обретение Украиной независимости.
Но реальность такова, что Украина обрела суверенитет на фоне социально-экономического краха СССР, и одновременно с ней независимыми стали все остальные советские республики – в том числе и те, где в 1940-х-1950-х мощного повстанческого движения не было в помине.
Как и в польском случае, неприятие этого факта отдает наш исторический нарратив во власть эмоций.
Урок второй: "Безгрешная жертва"
Отказав полякам даже в марионеточном национальном правительстве, нацисты подарили современной Польше возможность выбора.
Можно честно взглянуть на собственную историю 1940-х, оценить уровень антисемитизма в тогдашнем польском обществе и степень польского участия в Холокосте – а можно просто объявить себя безгрешной жертвой оккупантов.
Наша соседка выбрала второй вариант. Если десять поляков сражались в рядах Сопротивления – это славные сыны польской нации.
Если десять поляков были расстреляны немцами – это часть пострадавшего польского народа. Но если десять поляков носили форму "синей полиции" и помогали отлавливать евреев – это отдельно взятые мерзавцы, не имеющие к Польше никакого отношения.
Не согласившись с провозглашением Украинской державы в 1941-м, нацисты подарили аналогичную возможность нам.
И творцы нашего исторического мифа склоняются к тому же выбору, что и Польша. К роли безгрешной жертвы, за спиной у которой лишь страдания и подвиги.
Десять украинцев, вступивших в УПА в 1943 году, – это герои нации, бросившие вызов сразу двум тоталитарным империям.
Десять украинцев, вступивших в полицию в 1941 году и участвовавших в расправах над евреями, – это отдельно взятые негодяи, за которых Украина не в ответе.
Даже если по факту десять негодяев 1941-го и десять героев 1943-го были одними и теми же людьми.
Урок третий: "Герои вне критики"
Польский ура-патриот отметает любые нападки на Армию Крайову, украинский – любые выпады в адрес ОУН и УПА.
В этом смысле Киев тоже идет по стопам Варшавы. И этот урок тесно связан с первым: критика "моральных победителей" воспринимается гораздо болезненнее, чем критика победителей фактических.
[L]Фактический победитель пишет официальную историю сразу после своего триумфа и находится под защитой достигнутого.
Сколько бы позорных обстоятельств ни всплыло впоследствии, его поклонники всегда смогут парировать: "Зато мы выиграли войну!" А "морального победителя" начинают воспевать через много лет после его поражения.
И он привлекателен своим благородным обликом, своими подвигами, своим духовным превосходством над врагами. Если акцентировать внимание на его жестокости и преступлениях, выстраиваемая героическая конструкция рискует попросту рухнуть.
Развенчайте фактического победителя – и за ним все равно останется одержанная победа; раскритикуйте "морального победителя" – и за ним не останется ничего.
Это неприемлемо и для современной Польши, и для нынешней Украины.
Увы, при таком сходстве наших исторических нарративов они неизбежно сталкиваются между собой. И выясняется, что один героический миф может развиваться лишь в ущерб другому.
Признав ответственность ОУН за этнические чистки поляков, Украина перестанет выглядеть безгрешной жертвой. Согласившись с глорификацией ОУН, наши соседи признают обоснованность антипольских акций – и тогда безгрешной жертвой не будет выглядеть Польша.
Героический ореол для Бандеры и Шухевича предполагает критическую оценку Армии Крайовой. Воспевание Армии Крайовой подразумевает критику украинских националистов.
"Моральная победа" УПА автоматически дискредитирует "моральную победу" АК, и наоборот.
Чтобы пойти навстречу украинцам, Польша должна пересмотреть принципы исторической политики, которым мы у нее научились. Чтобы задобрить польскую сторону, Украина должна отказаться от принципов, перенятых у Польши.
Но бывший учитель оказался чересчур последовательным, а его бывший ученик – слишком способным.
И, похоже, в обозримом будущем переучиваться не намерен никто.
Михаил Дубинянский, для УП