| ПУБЛІКАЦІЇ |
9 августа в Беларуси пройдут президентские выборы. Еще в начале 2020 года предвыборная кампания в соседней стране вряд ли могла вызвать хоть какой-то интерес в иностранных медиа. В последние же несколько недель о президентских выборах в Беларуси пишут много и разное.
Кампания проходит на фоне стремительного падения популярности Лукашенко, арестах или отстранении от участия в гонке любых альтернативных кандидатов.
Так, белорусский банкир Виктор Бабарико ЦИК отказался регистрировать кандидатом из-за неправильно заполненной декларации и финансирования его кампании из-за рубежа. Сам Бабарико задержан и находится под следствием по делу Белгазпромбанка. Его обвиняют в даче взятки, уклонении от налогов и отмывании денег.
Не смог зарегистрироваться кандидатом на выборы и дипломат Валерий Цепкало – якобы из-за недостаточного количества подписей в его поддержку. В конце июля 2020 года он выехал из Беларуси вместе с детьми из-за угрозы преследования.
Такая же участь постигла известного блогера Сергея Тихановского, которого задержали во время одного из оппозиционных митингов.
Вместо него в выборах решила участвовать его супруга Светлана Тихановская, которую ЦИК все же зарегистрировал кандидатом в президенты.
Лукашенко убежден, что женщина не может составить ему конкуренцию на выборах, потому что президентство в целом – неженское дело и в "республике очень сложная Конституция".
Тем временем армия сторонников Тихановской растет. На последний митинг в Минске собрались больше 60 тысяч человек.
При этом ей удалось объединить вокруг себя усилия штабов Цепкало и Бабарико. Тихановскую поддерживают супруга Цепкало Вероника и соратница Бабарико Мария Колесникова.
Теперь кампанию в Беларуси называют не иначе как "Три женщины против Лукашенко".
Еще одна особенность нынешних выборов в Беларуси – популярность видеоблогеров, телеграм-каналов. Именно появление альтернативных информационных площадок и называют одной из причин падения рейтинга Лукашенко.
В середине лета особую популярность в Минске приобрели видеообращения известного ресторатора Вадима Прокопьева.
В одном из них Прокопьев в боксерских перчатках вызвал на дуэль Лукашенко.
Что для украинской политики вещь заурядная и набившая оскомину, то для Беларуси – резонанс. Такой, что пару недель назад Прокопьев, продав долю во всех своих ресторанах из-за угрозы преследования, выехал сперва в Турцию, а через несколько дней записал свое очередное видеообращение уже из Киева, который предложил сделать "точкой сборки белорусского протеста".
С Прокопьевым мы познакомились при трагических обстоятельствах – на похоронах нашего общего друга Павла Шеремета в Минске 4 года назад.
В разговоре с УП новоиспеченный политэмигрант и оппозиционер рассуждает о судьбе Лукашенко, шансах альтернативных кандидатов, влиянии России и идеальной Беларуси.
– Вадим, вопрос первый, собственно, простой – почему Киев, почему Украина?
– Мне нужно было для своей диверсионной деятельности, для психической атаки, для гибридной войны выбирать какую-то территорию. Мне кажется, что Киев – выбор очень логичный, несмотря на то, что бытует мнение, что это проходной двор для разных спецслужб. Такой себе Бейрут 80-х годов.
– Интересное мнение, да и сравнение.
– Или Вена времен Холодной войны, если хотите. В этом, конечно, правда тоже своя есть.
Но, во-первых, Киев для меня – город не чужой. Получить здесь поддержку и дружеское плечо со всех сторон – от ребят-киношников до каких-то моих бывших военных связей – это правильный выбор.
Я отслаивался через Стамбул, но рассматривал даже вариант Белграда. Впрочем, любая страна, которая открывалась, любое авиасообщение – первая точка была бы туда.
В данном случае это был Стамбул. В Стамбуле я получил удовольствие три дня, но голова работала слишком быстро на выполнение "боевой задачи", поэтому, как только можно было приземлиться в Киеве, приземлился здесь.
– Как вы принимали данное решение? Я слежу внимательно за тем, что происходит в Беларуси, в том числе за вашим Youtube-каналом, который неожиданно стал популярным у вас на родине. Подозреваю, что это было спонтанное решение.
– Решение принималось не совсем спонтанно. Видите ли, я, разумеется, слежу пристально за всем, что происходит, я вообще был довольно политически настроенным человеком. Настолько, насколько мне позволяла моя позиция бизнесмена высказываться, я высказывался.
Но, конечно же, в 2020 году мы очнулись в другой ситуации. Это был целый комплекс факторов. Поэтому наблюдая за действиями обеих сторон, я этот план придумал еще в Минске. Теперь вы можете оценить, насколько мне трудно было его выносить. Потому что он в любой момент мог сорваться, причем по самым неожиданным причинам, как в шпионском кино.
Конечно же, план до конца у меня закруглился после того, как Лукашенко, действительно, в хоккейной раздевалке взбесился, метал там молнии, сказал немедленно поменять этого п***раса на другого человека во главе ресторанной ассоциации. И здесь он мне дал блестящий повод. Ну просто блестящий. Он перешел на личность. Я бы и без этого перехода на личность все равно бы что-то делал.
– Насколько я понимаю, все началось с вашего первого видеообращения рестораторам, в котором вы нелестно высказались о власти. И именно после этого обращения Лукашенко, по вашей информации, нелестно о вас высказался после хоккейного матча.
– Это не начиналось, это, скорее всего, было продолжение. Я прекрасно понимал, что в условиях коронавируса нужно делать общественную организацию. Разумеется, сообщение это было не только к рестораторам, а вообще к обществу, замаскированное под обращение к рестораторам.
И Рестораторская Ассоциация (для спасения ресторанного бизнеса, который пострадал от коронавируса – УП) по итогу состоялась. В нее вступали очень охотно, а некоторые крупные рестораны и бизнесы очень неохотно, потому что подозревали сразу политическую ангажированность, но просто по природе этого заявления.
Заявление вышло удивительным образом вовремя. Я ведь тогда понять не мог, кто объявится кандидатами в президенты, и я уж точно не знал, что они объявятся через три дня после этого видео.
– А у вас у самого не было мысли баллотироваться?
– Нет, у меня мысли баллотироваться не было.
– Почему? Вы ведь довольно известный человек в том же Минске.
– Я очень четко понимал, что я не заслужил. Да, это звучит как кокетство, но я действительно не заслужил. Я всегда считаю, что президентом такой страны должен стать человек, который отсидел за свои убеждения и, в общем, что-то делал действительно помощнее, чем я, последние 20 лет. Это было бы справедливо.
И, конечно же, у меня было ощущение, что меня поймут только городские правленники.
[BANNER1]
– Мне все-таки интересно понять вашу мотивацию. Вот вы ресторатор, у вас есть достаточно удачные бизнес-проекты. Да, из-за коронавируса бизнес страдает, вы выходите с обращением, с критикой власти и так подозреваю, что достаточно давно у вас теплился этот протестный дух. Но почему вы вдруг решили стать по сути видеоблогером? Почему именно такой вид участия в нынешней кампании был выбран?
– Смотрите, я объясню. Я человек чрезвычайно аналоговый, ламповый или, как там шутят, из прошлого века. Меня не было ни в одной социальной сети, я не умею пользоваться Инстаграм, Фейсбук я сейчас пытаюсь освоить и подвожу людей, потому что осваиваю медленно. Мне действительно эта культура жизни напоказ вообще никогда не нравилась, я из другого теста.
При этом я догадался, что именно формат видеообращения, мои мысли, положенные сначала на текст, а потом выраженные голосом в камеру, имеют некоторое влияние медийное, гораздо большее, чем мои интервью словесные, чем какие-то высказанные мысли.
– Или даже участие в митингах?
– Возможно, хотя, я догадываюсь, что в митинге я был бы одинаково эффективен. Я догадываюсь.
– Но вы не выбрали этот путь.
– Дело в том, что публичные выступления для меня не новость, я все равно преодолеваю страх перед тем, как выхожу к аудитории, как и, наверное, все спикеры. Но я очень много учил людей. Я много выступал со сцены перед очень разными аудиториями, иногда большими, иногда там меня смотрели какие-то тысячи людей в интернете и при этом я выступал в Минске перед аудиторией.
Конечно, я какую-то тренировку имею в этом смысле. Но рестораторское видеообращение имело совершенно неожиданный исход, плоды.
У нас политики публичной нет, у нас выжженное поле, это надо понимать тем, у кого политическая культура есть. Потому что вам в Киеве не понять.
Было вполне себе вегетарианское обращение к рестораторам, но оно наделало много шума. Почему? Потому что никто власти не заявлял, что она хамит, это первый фактор.
Во-вторых, существует убеждение среди всех, кто пытается боксировать с Лукашенко, что можно делать все, ну в рамках, если ты, конечно, не связан с бизнесом, то есть можно быть, но никогда не задевать его за усы, никогда не дергать за усы диктатора.
И даже вот такое обращение сработало на десакрализацию. Дело в том, что даже независимые минские медиа, к моему большому огорчению, продолжают делать из Лукашенко важную обезьяну.
А в действительности это совершенно, да, хитроватый, да, человек с бандитской чуйкой, но, в общем, это большая неумная обезьяна с огромным количеством страхов внутри.
Десакрализация произошла на уровне голоса, десакрализация произошла на уровне текста. Ко мне после рестораторского обращения подходили силовики, не называя, в какой организации они работают, жали твердо руку и говорили: "Спасибо, нам это хамство вот здесь сидит".
Я, конечно же, понял, что вот такой метод десакрализации и диалога с обществом точно не использован, и этот метод может сделать очень много.
– Скажу честно, ваше видео, где вы вызываете Лукашенко на дуэль, мне напомнило чем-то предвыборную кампанию Владимира Зеленского. Тот самый известный видеоролик, когда Владимир Зеленский вызывал Порошенко на стадион на дебаты. Вы этим роликом вдохновлялись?
– Я не смотрел сериал, этот видеоролик тоже не помню. Я не вдохновлялся. У меня действительно было отношение к Владимиру Зеленскому как к голограмме довольно долго, это правда. Я надеюсь, что все-таки он оказался в реальности и пытается как-то сделать выводы.
Отвечая на ваш вопрос, эту технологию я нигде не подсмотрел, если вы имеете в виду вызов на боксерскую дуэль.
– Но, вы знаете, как человек, который знал вас еще с 2016 года, меня это видео немножко удивило. Я запомнила вас как человека интеллигентного, а тут вы не то что были неполиткорректны, а использовали достаточно часто и блатную лексику. Вам комфортно вот в таком образе, в такой стилистике?
– Вообще в постсоветской политике хватало интеллигентных людей. Но желательно, чтобы эти интеллигентные люди все-таки были еще с кулаками, мы живем в такое время. Это ужасно, но это так. И я хотел бы, чтобы появился Вацлав Гавел, но в боксерских перчатках.
Переключение на регистры словесно и владение таким словом, разумеется, это не понт. Вы понимаете, что я в один ресторанный вечер умудрялся общаться со Светланой Алексиевич и с рецидивистом, который сидел несколько лет в тюрьме.
И с теми, и с другими, и на трех языках. Поэтому для меня переключение регистров – это, в общем, нормальный прием и никакого дискомфорта мне не доставляет. Могу и со слесарем поспорить, и с академиком.
– Вы сказали, что многих силовиков допекло хамство Лукашенко. Мне все-таки интересно понять ДНК нынешнего протестного движения Беларуси. Я так подозреваю, что какую-то роль сыграл экономический кризис, коронавирус и в целом то, что не происходит никаких изменений уже много лет… Так ли это?
– Это комплекс факторов, разумеется, экономика легла еще до всякого вируса. Это связано и с налоговым маневром, и это связано, разумеется, с очень герметичной, очень закрытой, абсолютно не способной на реформы экономической моделью. Это фактически модель Госплана. Ничего там нового нет. То есть мы были иждивенцами у России, и Россия это использовала, естественно.
Я допускаю, что если взять штангенциркуль и замерить, то у нас скрытой безработицы будет 60%. Все наши государственные гиганты и предприятия бессмысленны в экономической модели.
Поэтому так продолжаться не может, за исключением, если вы не наркокартель, если вы не занимаете контрабандой сигарет. Контрабандой сигарет Беларусь, между прочим, занимается на уровне прямо с таким латино-американским форматом.
Поэтому, да, экономическая ситуация – это первое. В общем-то я не могу сказать, что холодильник победил телевизор, но мы к этому очень быстрыми шагами шли.
Это наложилось на коронавирус. Лукашенко бы мог спасти свое положение и под ним не шатался бы сейчас так стул, на мой взгляд, если бы он вышел к людям и сказал: "Братья и сестры, I feel you". Вместо этого он продолжал свою линию, психоз – нет смертей, нет ничего.
Поэтому люди почувствовали это хамство, они почувствовали хамство в той ситуации, когда видели другую реальность, отличную от того, что говорил Лукашенко.
Да, больницы наши справились. И вообще я допускаю, что парадоксальным образом в общем мы готовы были к такому вызову и действительно, наверное, если сравнивать нас с другими странами, мы вирусную ситуацию переживаем не хуже всех остальных, может быть, даже лучше.
Но его риторика, его колхозное быдляческое хамство людей отвернуло даже тех, которые были аполитичны.
Ну, и наконец есть еще один существенный фактор. Видите ли, в информационном поле появилось огромное количество блогеров, огромное количество альтернативных источников информации.
Раньше все было шито-крыто, была аудитория государственного пропагандистского канала и были разрешенные независимые медиа. Разрешенные независимые медиа вели себя ванильно, они были ручными. И я допускаю, что в большинстве работал белорусский фактор самоцензуры.
Блогеры, особенно молодые, такие люди, как Нехта, такие люди, как "РБ головного мозга", как "Беларусь – моя краина", сделали невероятное – они украли информационную повестку. В маленьких городах, в деревнях появился альтернативный источник информации.
Они не собирались его гладить, быть взвешенными, они говорили правду, иногда очень своим языком и на своем регистре, но в этом их и ценность. Поэтому перед этими ребятами снимаю шляпу.
[BANNER2]
– Но блогеры, как я понимаю, больше популярны все-таки среди молодого населения?
– Нет, я допускаю, что мы и получили ситуацию, когда их количество и количество их подписчиков уже позволяло верить в то, что это читает не только молодежь со смартфонами, что эта информация все-таки разносится через поколения.
Я не знаю, как точно это происходит, я, например, своей маме показывал просто с экрана, потому что она не пользуется интернетом, но я показывал, разумеется, какие-то вещи.
– Именно этим вызвано, как вы считаете, то, что Лукашенко испугался, если называть вещи своими именами, когда снял всех трех альтернативных кандидатов с выборов?
– Он испугался еще совершенно несистемных факторов. Он привык бороться с традиционной оппозицией. Мне кажется, что появление альтернативных источников, вот именно блогеров, телеграмм-каналов, Youtube-ров способствовало выходу из тени таких людей, в общем крайне умеренных взглядов, как Цепкало и Бабарико.
– Но это скорее всего произошло, потому что оппозиция, конечно, маргинализирована, расколота.
– Правильно, но это был отдельный проект власти, как эту оппозицию действительно задвинуть в угол, как воспользоваться ими.
И я настаиваю, что сейчас то время, когда нужно просто снять шляпу перед любой оппозицией, и я это делаю и буду делать в общем без всяких стеснений. В то же время нужно поставить запятую и сказать, что технологически старая оппозиция не увидела возможности. Она проиграла, возможно, это связано с тем, что когда ты бьешься с драконом, то уже сам становишься драконом. Я представляю чувства старой оппозиции. Население действительно было пассивным.
– Бабарико, Цепкало, Тихановский – кто из них, по-вашему, действительно мог бы составить конкуренцию Лукашенко, если бы в идеальной ситуации их всех зарегистрировали кандидатами в президенты?
– Ну, смотрите, у меня очень много вопросов к Тихановскому, Бабарико, Цепкало. У общества нет способа их задать. Мы только приступили к тому, что мы начали задавать вопросы, но игры не получилось, потому что противник перевернул шахматную доску.
В действительности на свободных выборах все эти люди имеют точно достаточно веса, собственного имени, достаточно взгляда, достаточно программы. Все.
Я вам больше скажу, Светлана Тихановская несмотря на то, что она домохозяйка и педагог и готова вернуться лепить котлеты, я думаю, что теперь мы имеем дело с закаленным человеком, который трансформировался. Мне будет очень жаль, если она вернется делать котлеты, потому что это красивый феномен – то, что она сделала.
– Да, такая новая версия жены декабриста…
– Правильно. И при этом она довольно искренняя, и при этом она, понимаете, прыгнула в бассейн. Это просто нужно уважать как свойство личное. Поймите, у нее всегда была возможность для отхода в сторону. Всегда. Более того, ей даже оправдываться перед обществом не надо было. Детям угрожают – простите, я мать. Она выбрала борьбу – и тут я аплодирую стоя.
– Лукашенко в последнее время много говорит о том, что женщина просто не сможет быть президентом Беларуси. Объясняя это сложностью вашей конституции. Мне интересно ваше мнение: белорусы все-таки могут поддержать женщину-кандидата в президенты?
– Да-да-да. Я когда-то в интервью сказал фразу, которую потом вырезали. Причем вырезали ее из-за самоцензуры, это не был государственный канал, это было мое длинное интервью, еще до всех этих событий. И когда меня спрашивали – вот в вашей идеальной Беларуси как бы было?
Я сказал, что в моей идеальной Беларуси во втором туре с минимальным преимуществом побеждает человек, который отсидел за свои убеждения, он побеждает у женщины. Я никого конкретно не имел в виду. Я имел в виду вообще расстановку сил в обществе, когда вот такое возможно. С минимальным преимуществом у женщины человек, отсидевший за убеждения.
Беларусь должна извиниться за свою пассивность. Это можно сделать, только выбрав правильного человека на будущих выборах, и скорее всего у него возможен тюремный опыт за свою позицию.
[BANNER3]
– У вас есть предположения, кто может быть этим правильным человеком?
– Слушайте, это может быть и Бабарико, и Цепкало, это могут быть любые достойные люди. Но это уже вторая часть. И вторая часть не менее важна, чем первая.
Ведь, понимаете, убить дракона не означает решение проблемы. Это важная часть возрождения белорусского народа, очень важная. Но мы с вами понимаем, что мсье Сурков не спит и двигает свои шашечки, у него есть и план B, и план С. У него есть время, у него есть опыт, у него есть опыт ошибок в том числе.
Поэтому свободные выборы и кандидаты на свободных выборах, которые побеждают, – это очень серьезный, в общем, не менее важный момент. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы при этой же политической системе, при суперпрезидентской республике, туда пролез коллаборационист или контрреволюционер, или какой-то, например, крепкий хозяйственник. А Беларусь спокойно может выбрать крепкого хозяйственника без убеждений. Потому что белорусы такие, они хотят стабильности и хорошей экономики. Ну кто же не хочет, да?
– Раз вы уже начали развивать эту мысль. Очень многим, я думаю, в Украине интересно понять роль России на нынешних выборах. Какой вы ее видите? Учитывая ту же историю с задержанными бойцами ЧВК Вагнер?
– Я вижу ее типичной: я вижу ее скрытной, я вижу ее коварной, я вижу ее довольно технологичной, я вижу ее гибридной.
Я не готов прямо разложить все детали этого плана, потому что мне не хватает данных о той же ситуации с ЧВК Вагнера. Я прекрасно понимаю и надеюсь, что Украина не спит и немедленно сейчас попросит их экстрадиции сюда.
Это красивый был бы жест. Ведь Лукашенко утверждает, что он друг украинцев, что в общем абсолютно неправда, но в этом украинское общество еще не убеждено.
Он ведь сумел Брюсселю и Вашингтону продать идею "я предпоследний диктатор, работаю тут, понимаете, не покладая рук – вот тут одной рукой картошку перебираю, второй рукой – предприятия, с коррупцией борюсь".
Мне кажется, что в Беларуси очень опасные настроения существуют. О том, что "русского медведя" до поры до времени лучше палкой не трогать, не раздражать, не бесить. Хитроумный Сурков это понимает, он с удовольствием расставляет свои там какие-то методы и флажки.
В какой-то момент белорусское общество должно прозреть, выключить на хрен российский телевизор, просто одним движением рубильника. И немедленно, несмотря на собственный набор боли и проблем, вспомнить о роли современного Кремля, не России – Кремля, в постсоветских странах, и немедленно сделать прививку себе против этого.
– Это возможно в стране, где часть общества поддерживает идею Союзного государства?
– Это возможно. Мне кажется, что мы не имеем дела с населением, которое немедленно хотело бы отдаться России. Последний опрос свидетельствует, что 12% готовы поступиться – сейчас внимание – только частью суверенитета, частью суверенитета ради экономических выгод. Это небольшой процент, он был значительно выше.
Конечно, там будет попытка сказать, что вот, это все "натовский замысел", Госдеп там – это все, что они будут использовать.
Беларуси придется расставить "сторожевых псов" против этой ползучей лубянской контрреволюции. Я гарантирую вам, что я, если меня судьба туда занесет, буду одним из этих "сторожевых псов". Не пролезет.
– Лукашенко воспринимается как пророссийская сила в обществе?
– Лукашенко пытался белорусам продать легенду о том, что он гарант суверенитета. Мы точно знаем, что это не так – нет более пророссийского кандидата на этих недовыборах, чем Лукашенко. Нет. Он сделал все возможное за эти годы, чтобы Беларусь была под угрозой потери суверенитета.
Даже в какой-то момент, когда он пытался объединить белорусов красно-зеленым знаменем и внушить им то, что "мы тут нация". И опять же, многие представители нашей интеллигенции сказали тогда: "Представляете, это ужасно все, но ведь он хорошую вещь сделал. Он объединил нацию, он пытался идентичность какую-то сделать".
– Идентичность при практически полной потере языка?
– Значит, с языком у меня есть свое мнение, оно не будет популярно у старой оппозиции, но при этом настаиваю: моя задача – сплотить всех. Три языка обязательно – белорусский, русский, английский, обязательно просто. И это заканчивает споры, и это сплачивает, и за белорусский язык можно будет больше не беспокоиться.
– Вы сказали, что будет очень жаль, если Тихановская будет вынуждена вернуться и снова лепить пельмени, котлеты, что угодно. То есть для вас, в принципе, исходя из этих слов, результат выборов 9 августа предрешен?
– Я думаю, что он предрешен в том смысле, что это будет совершенно беззастенчивая, хамская, жестокая фальсификация. Это будет, несмотря на технологические решения, экзит-полы, скриншоты бюллетеней. Это будет, это факт. Но тем самым веревка завяжется еще туже у него на горлышке.
– Что будет происходить дальше, у вас есть ощущение?
– Дальше есть несколько сценариев. Я догадываюсь, что если белорусское общество, как я думаю, проснулось достаточно, и если после всех запугиваний, потому что история с вагнеровцами – это еще не конец, у нас еще есть целая неделя впереди, понимаете, да?
Будет еще несколько пугающих историй, будет еще несколько вещей, которые будут работать на вот этот паралич воли, на то, чтобы не выйти и просто сказать: "Ну ладно, я же хороший человек, я же не за Лукашенко, но я на диване посижу". Мы имеем дело с классической ситуацией.
Если 30 тысяч будет драться с ОМОНом, исход не предрешен. Лукашенко может вырвать этот раунд. Мне бы этого очень не хотелось. Если 500 тысяч во всей стране, не в Минске, возмущены и готовы выйти на мирные демонстрации, у власти не остается никаких шансов.
– Многотысячные демонстрации были и в 2010 году. Это тоже были довольно драматичные выборы, которые, как известно, закончились еще большим закручиванием гаек...
– В 2010 году нужно находить параллели, но можно и не находить параллели. То есть общество все-таки изменилось. Мы действительно имеем дело с альтернативными источниками информации, мы действительно имеем дело с политизацией большого количества людей.
Страх не ушел. Страх закомплексованности, "стокгольмский синдром" не ушел.
–– Вам вообще не кажется странным, что против Лукашенко сейчас, по сути, воюют три женщины? Что у них получилось объединиться, и это тоже такой страшный сон для такого сексиста, как Лукашенко.
– Ну, мне кажется это символичным. Формула знаменитая girls' power называется. Да-да, это страшный сон, но мне кажется, что они выглядят очень фотогенично и мне кажется, что они договорились быстрее, чем мужчины в их штабах.
[BANNER4]
– В том-то и дело. Я об этом.
– Я с большим, большим огорчением констатирую отсутствие полководческих навыков у мужчин вокруг них.
Но мы же прекрасно понимаем, как только в их штабе появляются мужчины с какой-то военной закалкой или спортивной, или как хотите, они становятся немедленно предметом преследования, его нейтрализуют очень быстро.
Я допускаю, что вот в этой некоторой разобранности или вот как говорят, что там в штабе не хватает какой-то организации и порядка. Его не может быть.
Эти девочки делают сейчас невероятные вещи. Это красивая история.
Давайте за эстетикой и за визуальным месседжем этим революционным (французы бы приоткрыли еще одну грудь для такой ситуации) видеть главное. А главное – это перегруппировываться, объединяться, меняться, маневрировать, делать все возможное, чтобы эта обезьяна не переиграла. Если это время требует трех женщин на сцене, отлично.
– Сейчас многие блогеры используют слоган "Саша 3%". А вы можете оценить реальный уровень поддержки Лукашенко в Беларуси?
– У него действительно 3%, может, еще меньше.
Но мы понимаем прекрасно, что, возможно, у него есть где-то 18%, возможно 17%, может, 20%. Ясно одно: он падает, он никогда не был таким низким, обратной дороги нет, что бы он ни предпринял, как бы он ни переобулся в воздухе, каким бы он "пушистиком" ни предстал бы, как бы он ни говорил, что "гражданский выбор – это не важно, мы тут суверенитет теряем". Какие бы он методы подлые свои, вероломные ни применял, он потерял доверие у своей аудитории.
– Но скорее всего, как вы говорили, все закончится масштабными фальсификациями.
– Да, все закончится именно так. Но его судьба тоже предопределена. Во-первых, все может закончиться очень быстро, его может подвести психика, подвести здоровье.
Я бы этого не хотел. Я бы хотел увидеть его в суде, лучше стоя, чем на инвалидной коляске, потому что инвалидная коляска вызовет жалость у белорусов, а он безжалостный человек и поломал огромное количество судеб и людей, поэтому я хотел бы его здоровым видеть в суде.
Но мы понимаем, что это точно закончится, его власть уже точно обречена. Я понимаю, что это уже будут не внешние факторы, не черные лебеди. Это будет точно общество, которое не простит, даже если он дубинками выбьет себе какую-то позиционную победу в раунде. В раунде, но не в матче.
– Вадим, вы уехали из Минска, продали доли в бизнесе, сейчас записываете видео. Ну, вот вы говорите о том, что можно проиграть раунд, но битву выиграть. Но иногда это требует гораздо больше времени. Сколько вы готовы жить в таком режиме и чем заниматься, в том числе находясь в Киеве?
– Ну, что сказать, во мне хватает спортивной злости и авантюризма. Скучаю ли я по Минску? Да.
– Так прошло две недели только!
– Но по какому Минску? Я скучаю по каким-то перекресткам, по огромному количеству приятных, интересных людей, скучаю по друзьям, скучаю по теннису, скучаю по своей боксерской секции. Я по многому чему скучаю.
Но, послушайте, это выбор очень взрослого и трезвого мужчины. Я бы и в Эквадоре мог бы прожить 10 лет, если бы я знал точно, что я этого упыря заставлю в суде отвечать.
Я рестораном занимался последние 18 лет, и один день был похож на другой. В этой жизни точно не должно быть скучно.
Да, я продал свои доли в ресторанах. Но, как правило, я не владел до конца никаким рестораном, т.е. это была одна треть от этих проектов. Я их продал в самое неинтересное время для продажи. Это деньги небольшие. Они активно тают, потому что я не собираюсь останавливать свою психическую атаку.
Но в какой-то момент я перестал бояться нищеты полностью. У меня такие страхи были в юности, потому что я рано заработал хорошие деньги. У меня нет чувства страха, я знаю, что я головой своей заработаю. Ну, например, я занимался такой довольно узкой вещью, как на постсоветском пространстве выстроить человеческий сервис. И не важно, это ресторан, банк, понимаете, авиакомпания.
Мне в Киеве очень хочется перестроить весь ваш сервис, всю вашу сервисную культуру, хотя она имеет свои особенности и преимущества.
– Вы в одном из видео сказали, что предлагаете сделать Киев точкой сборки белорусского протеста.
– Да, я абсолютно считаю, что так.
– Много ли людей откликнулось?
– Много, очень много. И вообще, я признаюсь, что их подвожу, потому что у меня нет структуры, нет секретаря, и я, мои пальцы не такие быстрые, как у молодежи сейчас, я не успеваю просто обрабатывать все.
– А кто откликнулся? Люди, которые живут в Киеве?
– Во-первых, люди, которые живут в Киеве, они предлагают помощь, они предлагают ресурсы, они предлагают организационную помощь в том числе.
Старая оппозиция, новая оппозиция – все уже разобрались, все уже поспорили, все уже позвонили. У меня много встреч в течение дня, но мне надо за этим еще не забыть про свою главную работу, потому что то, что у меня получается лучше, должно получаться лучше всего.
Но Киев действительно может превратиться в такой штаб, в такой резистанс, такой второй фронт. Да, мне кажется, это удобная локация, несмотря на все риски для, в общем, физической безопасности.
– Вы комфортно себя чувствуете в Украине?
– Да, конечно.
– А что вы думаете о тех изменениях, которые произошли или, возможно, не произошли в Украине? Как вы их чувствуете?
– Смотрите, конечно же, мне есть что сказать по этому поводу. Конечно же, мне хочется вообще сказать вам: "Блин, почему так медленно?" Но я в этот момент язычок свой засуну куда подальше, потому что у меня должно быть некоторое уважение и терпение к воюющей стране.
Ясно одно: вернуться в это вот советское гнилое замшелое состояние лукашенковской Беларуси у вас шансов больше нет. Да, у вас есть шанс, к сожалению, не использовать время как следует, но, послушайте, вам активно мешают. Это тяжело, это нелегко.
[BANNER5]
– В Беларуси пугают тем, что произошло с Украиной?
– Да, разумеется. Это прекрасная для них карта. Лукашенко никогда не перестает напоминать. У него есть прилагательное "майданутые", у него есть "вы хотите, как там". Это все требует, конечно, развенчания. Но, слушайте, белорусы догадаются, поймут, если мы выключим российское телевидение и Лукашенко.
– Какое идеальное будущее для Беларуси вы видите?
– Я вижу очень интересную концепцию такой восточноевропейской страны, цивилизованной, мудрой, спокойной, говорящей на трех языках, очень динамично развивающейся, потому что когда человеческий капитал потрясающий, иначе быть не может. Страну, которая спокойно справилась с такими "болячками", как бандитская приватизация в России, то есть ее просто не состоялось.
И она, в общем-то, становится такой, знаете, точкой роста. То есть я вижу самое лучшее будущее для Беларуси. Это вся Россия смотрит на нас и думает: "Боже мой, у этих-то как получилось? А че мы-то не можем?"
– Ну, мы как украинцы тоже мечтали о таком исходе, и в том числе Россия сделала все возможное и сделает все возможное, чтобы это не получилось. Именно потому что россияне завтра могут спросить: если у них получилось, то почему мы не можем?
– Естественно, вам специально завели этот "гнойник", они готовы были пойти дальше. И я преклоняюсь перед вашим обществом, потому что вы все-таки в какой-то момент собрались и дали сдачи.
Ваша нация все равно у вас есть, вы повзрослеете. И перестанете выбирать героев телевизионных сериалов, вы перестанете увлекаться оберткой.
Просто хочется быстрее, я болею за то, чтобы вы просто быстрее это сделали.
– Вы знаете, я с вами общаюсь и вспоминаю нашего общего друга Павла Шеремета, которого уже 4 года нет. Он тоже очень сильно болел за Украину, и не могу не спросить о нем.
– Мне очень понравился недавно открытый памятник, прям очень понравился. Я считаю, что это прекрасная работа, я считаю, что он соразмерен, символичен, минималистичен, лаконичен и вообще, у этого памятника хочется проводить время и рефлексировать. Это очень круто. Это прямо со всех сторон – и с духовной, и с художественной. Это очень хорошо, мне все в нем понравилось.
Что касается заказчиков преступления, их придется найти, я не знаю, что здесь должно случиться, но их придется предъявить обществу. Я не думаю, что это история, связанная с Беларусью или Россией, я думаю, что это внутренняя украинская история, к большому сожалению.
– Думаю, что Павел сейчас был бы эмоционален относительно всего происходящего на родине.
– Да, он бы сейчас был таким азартным, он бы сейчас не сидел, он не смог бы высидеть на трибунах стадиона. Я Пашу как раз вот эмоционально, по характеру чувствую хорошо. Он бы уже вставал в 6 утра и куда-то бежал бы.
– Это правда. Думаю, поддерживал и болел бы за девочек, как вы их называете.
– На меня уже кто только не набрасывался из-за девочек. Хотя Светлана Алексиевич, глубоко уважаемый мною человек, тоже сказала "девочек" и вообще, слушайте...
Нужно вообще иметь здесь главную повестку. Я так и написал критикам своим: можете повесить меня за девочек, но только потом, после победы. Я даже сопротивляться не буду.
Севгиль Мусаева, УП
[UPCLUB]