ПУБЛІКАЦІЇ |
– Можете остановить? – просит Стас. И, как только убеждается, что диктофон выключен, закрывает лицо руками. Через несколько секунд успокаивается и вытирает слезы.
– Все нормально, просто нервы сдали, – объясняет мужчина. – Давайте продолжать.
Нервы сдали в тот момент, когда он рассказывал об издевательствах, которые пережил в колонии на оккупированной территории Луганской области. Показывает выбитые "казаками" зубы, вспоминает, как болели сломанные ребра.
Стас пытался перевестись в Украину с 2014 года, как только на Донбассе начались боевые действия. Но изменить колонию вышло только в мае 2019-го.
Первая передача заключенных с оккупированных Россией территорий Донецкой и Луганской областей в Украину состоялась в декабре 2018 года. Согласно данным уполномоченного ВРУ по правам человека, по состоянию на сентябрь 2019-го террористы отдали 373 осужденных гражданина Украины из Луганской области и 13 – из Донецкой. Такую возможность имеют только заключенные с пропиской на подконтрольной Украине территории.
"Украинская правда" побывала в Бердичевской исправительной колонии №70, где сейчас содержатся четверо осужденных, которых вывезли с оккупированной территории. Трое из них согласились рассказать о пытках и условиях содержания в "зоне" при оккупационной "власти". И только один – назвать свою фамилию и сделать фото.
"В 2009 году я приехал из Днепра в 60-ю колонию (Лозовское, Луганская область). Я там даже местности не знал. Ко мне раз в три месяца приезжала жена. Когда началась война, то она стала ездить реже – раз в полгода-год, и через территорию России. Через Украину боялась, потому что там стреляли.
Как-то ей пришлось ехать под обстрелами. Это было еще в 2014 году, как раз последним рейсом поезда "Одесса-Луганск", потом его отменили. И рассказывала: "Еду, смотрю вниз, а там дома горят". Но ездить через Россию – долго и дорого. Одно только свидание там стоило 1400 рублей, плюс дорога и мне что-то купить.
За событиями, которые происходили, мы следили по телевизору. Потом начались обстрелы, снаряды падали возле нашей колонии, метрах в 200 от лагеря. Мы видели, как подъезжали танки: отстрелялись и уехали, а у нас окна вылетали.
У нас был подвал, но это не бомбоубежище, там не спрячешься. Пули летали прямо в лагере через забор, вечером мы видели трассера. Но, к счастью, лагерь миновало, пострадала только электростанция, поэтому около пяти месяцев у нас не было света.
[BANNER1]В 2014-2015 году Красный Крест давал гуманитарку, на этом и выживали. Сложно было, страшно, а потом уже нет.
Там нет закона. В Украине можно куда-то написать, чего-то добиваться, а там – нет. Прихожу, говорю: "У меня льгота". Спрашивают: "А ты откуда?". Отвечаю: "Из Украины, с Днепропетровска". А мне: "Ну все, иди сиди, для тебя ничего нет. У тебя единственная льгота – конец срока".
Может, человек и не хочет меня гнобить, но делает это, чтобы не пострадать. Мы там были как красная тряпка.
Я заболел туберкулезом, и меня отправили на 13-ю колонию в Алчевск. Там большинство было из "ЛНР". Нас разделяли на разные секции, чтобы не было конфликтов. Потому что начали сажать "ополченцев", с ними у нас были словесные перепалки, но могло же дойти и до драк.
Мы с ними старались не пересекаться. Он отвоевал, потом пошел изнасиловал кого-то или украл что-то, и будет мне рассказывать, что Украина плохая?!
В 60-ой колонии, когда всех бил ОМОН, мне, можно сказать, повезло. Проломили голову прикладом автомата и все – больше ничего не помню.
Читайте также: "Для Украины мы – сепаратисты": жена шахтера, предприниматели и чиновница о жизни в оккупации
У нас в колонии показывали украинские каналы. Но, конечно, большинство людей там смотрят российские и верят в то, что им показывают. Например, по российским новостям рассказали, что в один населенный пункт зашли украинцы, согнали всех в церковь, расстреляли там и подожгли.
А к нам заехал в колонию дед за кражу как раз из того села. И говорит, да, в церковь кого-то загоняли, посмотрели, что в селе нет "ополченцев" и все, ушли. Никого не убивали.
Со мной сидел приятель – сейчас он освободился, уехал с семьей в Киев – и рассказывал, что сидел он в кафе в Стаханове, играл в телефоне. Заходят двое казаков: "Давай телефон". Нифига. Так они прострелили ему ногу, забрали телефон и ушли. Вот так там.
Люди местные из Стаханова говорят: "ополченцы" эти сами ездят под домами, стреляют и уезжают. Зачем вы провоцируете? Чтобы потом рассказать, что это Украина бомбит.
Боевиков в колонию стали привозить с 2016 года, когда у них начали формировать "народную милицию". У нас один сидел за убийство, Миша. Воевал в Дебальцево, Иловайске. И потом начал осознавать, что сделал, но деваться уже было некуда – денег нет, нужно продолжать, чтобы заработать.
А сел он за убийство самого главного в комендатуре, который над солдатами издевался. Мы когда уезжали, он меня попросил: "Скажи сбушникам, пусть попробуют меня забрать. Я буду сидеть, готов отвечать за свои действия". Ну, я рассказал им.
Я еще с 2013 года хотел перевестись в колонию поближе к дому. А потом началась война, мы писали куда только можно: ОБСЕ, Красный Крест. Но нам отвечали, что нас не отдает "ЛНР".
[BANNER2]Когда уже стало известно, что нас отправляют домой, к нам по-другому начали относиться, разговаривать – уже не перегибали палку. Говорили: "Вы там смотрите, ничего лишнего не рассказывайте, говорите, что у нас тут все по закону".
А так называемая вербовка – это обычная оперативная работа. Формально спрашивают: "Работать будете?" ("работать" в интересах террористов, когда заключенные окажутся на территории Украины – УП). Да вы что, гоните? Меня что, в армию везут? Все, и они тоже, прекрасно понимают, что это бред.
На мосту, когда только перешли на украинскую сторону, сразу чувствуется, что тут все по-другому: менталитет, общение, отношение к нам.
А проблемы у меня те же: из-за того, что я переболел туберкулезом, нужен отдельный барак, а тут это не предусмотрено, я хочу, чтобы по "закону Савченко" мне пересчитали срок, но больше месяца нам никто не отвечает. Даже еще не назначили день рассмотрения, хотя некоторым пацанам уже поснимали срок".
"Я приехал в Славяносерсбкую колонию № 60 в августе 2013 года. Она находится в поселке Лозовское Луганской области. Туда меня отправили из киевского СИЗО, чтобы я отбывал наказание по месту прописки.
О том, что началась война, мы (заключенные – УП) узнали из новостей по телевизору. А дальше и сами видели, как стреляли. Конечно, было страшно.
К зоне подъезжали "Грады", стреляли по Украине, естественно, оттуда шла ответка. Единственное наше спасение было в том, что колония находилась в яме и снаряды пролетали мимо – падали с бугра на бугор.
Изначально все, кто был в колонии, хотели перевестись. Ходили разговоры, что нас, тех, кто проживал в Украине, у кого там родня, заберут в Старобельск. Там осталась единственная тюрьма в Луганской области, которая под контролем Украины.
Когда начались боевые действия, работники зоны повыезжали, боялись погибнуть, оставалось всего несколько человек. А потом начали возвращаться, "переобулись", приняли присягу "ЛНР". Поначалу по утрам играл гимн СССР, а потом – "ЛНР".
До 2017 года с нами обращались жестоко. Только в 2017-м, когда стал Пасечник (так называемым "и.о главы" самопровозглашенной "ЛНР" – УП), отменили ОМОН. А до этого они приходили каждый месяц, тренировались на нас – били.
Зубов у меня, видите, нет. Это выбили прикладом автомата 3 марта 2015 года. У нас были побеги из лагеря (однажды "ушло" восемь человек) и начальник колонии обратился за помощью к "казакам". Они пришли, жути нагнали – с автоматами, пулеметами…
Зашли сначала в изолятор, а потом пришли в лагерь и даже ставили на колени. Тогда мне выбили зубы и поломали ребра. В санчасть мы ходили, но что толку?
Ближе к Новому году в первый раз в лагерь зашел ОМОН. И били просто за то, что мы есть. Возле барака посадили на корточки, руки за голову. Это зима, мы часа два так сидели. И такая процедура проходила каждый месяц.
[BANNER3]Приезжал к нам Красный Крест. Но как им пожаловаться, если ты будешь продолжать отбывать наказание там? Да и никто нас слушать особо не будет, а лишнего сказать – хуже себе сделать.
В 2017 году все поменялось: администрация стала обращаться к нам на "вы". Они уже, получается, свое государство сделали.
После того, как нас передали Украине, я проехал много тюрем: Старобельскую, Харьковскую, Житомирскую, Бердичевскую. Но там (в колониях на оккупированных территориях – УП) кормили лучше, чем здесь. Правда, с 2015 года, когда начала заезжать гуманитарка. А до этого спасал только хлеб.
Говорят, что некоторые заключенные шли воевать, но у нас таких не было. Мы – особый режим, поэтому нас это не касалось. Им легче нас было расстрелять, чем куда-то послать.
Сейчас очень много сидит тех, кто воевал на стороне "ЛНР". Их уже судили по "лнровским" законам: за кражи, за мародерство. У одного из таких я спрашивал, за что он воевал. Говорит: "За детей, кормить семью нужно". Им по 15 тысяч платили (рублей – УП). За это они и шли воевать.
Но перепалок или драк между нами на этом фоне не было. Мы все – заключенные. Да, были дискуссии, кто сидел с той территории (оккупированной – УП), говорил, что там лучше, а мы отстаивали Украину.
Почему я хотел отбывать наказание в Украине? Это мое государство, здесь ко мне применяются конституционные права, действует "закон Савченко", здесь живет моя родня, присылают мне посылки, могут приехать, а там всего этого не было.
В 2015 году Верховная Рада приняла так называемый закон Савченко, в соответствии с которыми один день предварительного заключения засчитывается как два дня тюрьмы. В 2017 году Рада отменила закон Савченко, однако он продолжает действовать для тех, кто был взят под стражу до его отмены.
С самого начала войны, с 2014 года, моя родня обращалась к уполномоченному по правам человека с просьбой, чтобы меня перевели на территорию Украины. Им говорили, что занесли меня в базу данных, что при первой возможности вернут, но потом все остановилось.
Сестра звонила на горячую линию "ДонбассSOS", в ООН, правозащитникам. И потом мы попали в списки. Когда списки оказываются у "ЛНР", то они решают, кто и когда поедет в Украину. Даже "зона" этого не знает. В начале мая этого года зачитали мою фамилию в списке, 20-го – вывезли.
Перед отъездом всех пытаются вербовать. Не знаю, может, кто-то и соглашается, не буду утверждать. Мне угрожали, мол, не согласишься – можешь не поехать в Украину.
Но я сказал, что мне это неинтересно. Они надо мной издевались, и теперь будут вербовать? Кого они могут завербовать? В основном тех, кто работал с администрацией.
Сначала нас привезли в Старобельск, туда к нам сразу приехала СБУ. Они с нами общаются, расспрашивают, показывают фотографии. Но им же лучше знать, кто у них (в колониях на оккупированных территориях – УП) работает, это же была Украина.
Ехал домой с радостными чувствами. Но до последнего мы все были в напряжении. Доехали до блокпоста, остановились, снайперы пошли. И только когда мы увидели Денисову (Людмила Денисова, уполномоченный Верховной Рады Украины по правам человека – УП) и всех остальных, то стало спокойнее.
Мне осталось сидеть один год. Потом поеду в Старобельск, у меня там родственники. Я рад, что меня привезли сюда, но тут тоже не во всем хорошо. Например, мне исполнилось 45 лет, когда я был на оккупированной территории, но мне не вклеили фотографию в паспорт.
Я приехал в свою страну, в свое государство, администрация колонии обратилась за помощью в миграционную службу, но там мне отказали. Говорят, что нужно делать ID-паспорт.
Читайте также: Россия – страна, где нет ни пола, ни потолка, где все можно и нельзя одновременно – Виктория Ивлева
На оккупированной территории живет моя половинка, моя семья, и я с этим паспортом туда не смогу поехать. И что мне делать? Я же не по своей воле этого не сделал.
Сейчас проблему с паспортом можно решить только через суд. Обратился к адвокату больше месяца назад, но результата тоже пока никакого. Мы написали заявления, чтоб к нам применили "закон Савченко" – и тоже никакого ответа.
В 2016 году я заболел туберкулезом. Залечил.
Нас привезли в Бердичевскую колонию в Житомирской области, я объяснил в администрации, что мне как тому, кто болел туберкулезом, нужен отдельный барак и диета – во всех лагерях так.
[BANNER4]А тут мне говорят, что такого не предусмотрено. Ни до кого не достучишься. Тут нет стоматолога, чтобы вставить зубы. Красный Крест пообещал, что оплатит их, когда я выйду на свободу. Ну, посмотрим.
Мы рады, что мы приехали в Украину. Тут другое отношение, обращение. Там бы я слова не сказал, мне бы уже отбили все. Но вот есть такие моменты. Я же гражданин Украины, я там настрадался и многого не прошу – только то, что мне положено по закону. Мне же должно мое государство помочь?".
"Пишите мое имя, я никого и ничего не боюсь. Я сам из Киевской области. В 2013 году в ноябре приехал в Енакиевскую исправительную колонию №52 (поселок Оленовка, Донецкая область – УП).
Было нормально, была Украина. В 2014 году, когда началась война, мы полтора года сидели без света: включат на какой-то час и все. Сидели без воды. На день давали три пышки и полторы банки консервы, бычков, если полбанки выгребешь – хорошо, а остальное – ракушки.
Красный Крест нам гуманитарку привозил, я сам лично ее выгружал, видел, что там было – крупы, зеленый горошек. Но нам никто ничего не давал, это все потом оказалось в магазинах.
У меня была женщина. Она сама из Киевской области. Она ко мне в Донецкую область приезжала, когда еще войны не было. Мы подали документы, хотели расписаться. Но начали стрелять, и не получилось.
Я отправил ее домой. И один раз она решила ко мне приехать, не сообщив. Ее арестовали в Енакиево, продержали две недели по подвалам. Потом она мне уже рассказывала по телефону, как ее пытали.
В общем, ко мне она в тот раз так и не доехала. А через 8 месяцев умерла. Сказали, что рак.
В 2015 году, 2 августа, я считаю, был мой второй день рождения. На "зоне" в столовую попал снаряд – один "двухсотый", один "трехсотый". Все железное в столовой погорело в пепел. "ДНРовцы" говорили, что Украина кинула. Но какой смысл?
Я собственными глазами видел, как подъезжают под детские сады, школы, дома боевики и начинают по Украине стрелять. И потом получают ответку. Пока люди не вышли и не сказали: "Что же вы творите?".
[BANNER5]Как-то у нас забрали двоих "пыжиков" (людей, которые отбывают пожизненное наказание – УП), с мешками на голове увезли. Один когда-то воевал в горячих точках, а у второго было денег много.
Их не было на зоне месяцев восемь. А потом их привезли назад – поотбивали все на свете. Оказывается, их возили воевать.
Я сам лично видел Захарченко (Александр Захарченко – "глава "ДНР", убит в 2018 году – УП), метрах в 50, а дальше меня не пустили. Он приезжал в колонию посмотреть, что там творится. Я ему кричал: "Почему меня не вывозят? Я из Украины, что мне ваша республика "днровская" непонятная?". А он мне: "Тебя Украина не хочет забирать".
К нам на зону заходили в масках, с шевронами "Добрые люди". И били так, что от кости отходило мясо. И попробуй что-то скажи. Я спасался только тем, что писал заявления на голодовку. Меня водили по стенке. Я голодал много раз, только чтобы выехать в Украину.
У меня отмороженные пальцы, ноги, кончик носа. Это меня так наказывали за то, что я постоянно писал письма и требовал отправить меня в Украину. За это меня бросали на яму на улице, приковывали наручниками.
У меня 15 нарушений за последние полтора года. 15 нарушений – 15 ям. Это только те, что записаны, а сколько их еще было не зафиксировано!
Я вам могу и фамилии назвать, кто издевался над нами (открывает блокнот, зачитывает фамилии – УП), я это все рассказывал и сбушникам.
Читайте также: "Я отдал за Украину пять литров крови". Истории борьбы за паспорт с тризубом
Когда я был на 32-й, приехал ко мне прокурор. Захожу, сидит первый замначальника колонии, я здороваюсь. А этот прокурор сидит заросший, бородатый, как будто его под баром поймали и попросили посидеть, сказать что-нибудь. Ну, я ему об этом сказал. А он: "Посадите его на 15 суток". Я говорю: "Я сразу напишу на голодовку". А мне отвечают: "А мы будем тебе клизмы делать". А мне по барабану. Вот так я и попал на яму на 15 дней.
В "ДНР" есть смертная казнь, но все это страшилки, я о таких случаях не слышал. Убить в колонии могут. У нас одного заключенного так повесили "мусора" из-за телефона (он отказался его отдавать), а потом сказали, что напился браги и повесился сам.
По поводу алкоголя, наркотиков можно договориться с милицией за деньги. Им только звездочки на погоны падают, а так они получают на 4 тысячи рублей, а что это для них?
Там беспредел. Но я не боялся ничего. Мне терять нечего, у меня нет никого. Я общался с волонтером из Киева, Наташей, и я ей сказал: "Если я раз в пять дней не выхожу на связь, значит, меня уже нет".
Я у некоторых, кто у нас сидел, спрашивал: "Ты за кого воюешь? За кого ты остался?". А он: "Меня заставили". Те, кто из Донецкой области и кто освобождается, приходят становиться на учет в милицию, и им говорят: "У тебя есть два варианта: или идешь на окопы, со временем тебе дают форму, 15 тысяч рублей зарплаты, сухпаек, или идешь назад в тюрьму".
И какой у них выбор? Их там всех просто запугали. Многие, кто поумнее, уехали, а кто нет – пооставались.
Меня там лишили моих прав, понимаете? Я написал Дарье Морозовой, которая у них в "ДНР" уполномоченная по правам человека. Она приехала в колонию, села напротив меня и говорит: "Что ты мне пишешь? Кто ты для меня такой?". О каких правах человека говорить с ней?
Когда нас перевозили в Украину, я был постоянно на измене. Приехал в Мариуполь, но еще не осознавал, что в Украине, потому что там было слышно, как стреляют. А когда уже меня перевезли Запорожье, а потом в Днепр, то вздохнул нормально.
Нас меняли в Еленовке. А сотрудники СБУ меня встретили в Мариуполе. Я им все рассказал, показал свои записи.
Пока сидел там, со многими своими друзьями был на связи. Они воевали за Украину. Один погиб в Дебальцево. Когда сказали, что по Минским договоренностям мы должны отводить орудие, гоблины "днровские" начали стрелять со всех стволов. Его рота осталась прикрывать, так он и погиб.
У меня есть мечта: освободиться и потом пойти на передовую пострелять этих всех гусей (террористов – УП)".
Юлия Ворона, для УП